4.Поражения Черчилля на политической арене

4,1.Начало Первой Мировой войны

Для Черчилля война пришла ни неожиданно, ни в неподходящий момент; он ожидал ее начала уже в течение трех лет. Хотя отношения с Германией в 1914 году заметно улучшились и дальнейшие проявления австро-сербского кризиса были менее ощутимыми, он дал указание о проведении 17 и 18 июля пробной мобилизации, которая вместе с последовавшим за ней рейдом Спидхеда стала крупнейшей демонстрацией английского флота. По его категорическому указанию части и соединения оставались сконцентрированы и после окончания празднеств и торжеств; 2 августа, не будучи уполномоченным на то кабинетом, он распорядился завершить военную мобилизацию. Черчилль был единственным членом кабинета, который изо всех сил ратовал за немедленное вступление в войну и для этой цели привел в движение все рычаги в кругу своих знакомых и друзей. Один из них, будущий лорд Бивербрук, сообщал 2 августа 1914 года, что Черчилль в самом узком кругу высказывался против отсрочки войны, которая все равно ничего не смогла бы изменить, так как была неизбежна. Несколько другое впечатление сложилось у Альберта Баллина, который 27 июля докладывал Берлин, какое большое впечатление на него произвела воля к миру со стороны британского кабинета; к примеру, Уинстон Черчилль при прощании подошел к нему и почти со слезами на глазах заклинал: “Мой дорогой друг, давайте не будем воевать!”.

4,2. Первые неудачи Черчилля

В августе 1914 г. Черчилль не представлял себе, насколько тяжелой и длительной будет начавшаяся война. Он тогда бросил фразу: “Бизнес, как обычно”. Это означало, что, несмотря на войну, страна должна жить своей обычной жизнью. Было бы несправедливым утверждать, что Черчилль был одинок в этом заблуждении. Все английские руководители так думали. Грей, например, заявил в палате общин 3 августа: “Если мы будем участвовать в войне, мы не намного будем больше страдать, чем мы страдали бы, находясь вне войны”. Английские министры полагали, что их страна будет воевать в основном своими военно-морскими силами. Английский флот разгромит германский флот на океанах и в Северном море, а в это время континентальные союзники Англии нанесут поражение Германии на суше. Все будет кончено в течение нескольких месяцев, а может быть, и в течение нескольких недель. Обычная жизнь страны, по существу, не будет затронута войной. Черчилль с первых дней боевых действий стремился к решительному сражению с германским флотом. Однако немцы не хотели предоставить возможность английскому флоту одним ударом потопить их более слабый флот. Англичанам удалось успешно совершить нападение на ряд немецких судов у острова Сильт. Один крейсер был потоплен и несколько повреждены, уничтожен был также эсминец. Однако с точки зрения военной стратегии, явно не хватало скоординированности между сухопутными войсками и флотом, между британцами и французами, а в кабинете, как и в Генеральном штабе, царили нерешительность и замешательство. Личной большой неудачей для Черчилля стал его конфликт с автократичным лордом Фишером, который дезавуировал его своим прошением об отставке через три недели после неудачной высадки войск на Галлипольском полуострове 15 мая 1915 года. Жребий был брошен, когда Бонар Лоу, лидер консервативной партии и заклятый враг Черчилля, отказался поддерживать правительство в его тогдашнем составе. Без больших душевных мук злосчастный морской министр был принесен в жертву на алтарь пришедшей к тому времени к власти либерально-консервативной правительственной коалиции. Этим карьере Черчилля был нанесен первый тяжелый удар в спину, от которого он не смог вполне оправиться в течение двух десятилетий. 15 ноября 1915 года Уинстон заявил о своей отставке и в чине майора отправился на Западный фронт, где принял командование гвардейскими гренадерами. Примечательно — и это говорит в пользу его личных качеств, — что ему удалось преодолеть недоверие солдат-фронтовиков к незваному “политику”. Своеобразная выправка, воодушевление, которое его никогда не оставляло, неизменно доброе расположение духа остались в памяти фронтовиков, которые были с ним рядом и в окопах, и на поле сражения. Он писал одному из своих друзей, что “ведет веселую жизнь с милыми людьми, абсолютно счастлив и свободен от забот и не может вспомнить, переживал ли еще когда-нибудь такие приятные три недели”. Это настроение становится понятнее, если рассматривать его на фоне полного краха Дарданелльской операции. При маниакально-депрессивной предрасположенности Черчилля полугодовое интермеццо на Западном фронте было, пожалуй, единственным тоником, способным помочь выбраться из пропасти. Но “жевать колючую проволоку” долгое время было не по душе Черчиллю. Уже в марте 1916 года он одним махом оказывается в Лондоне, чтобы разузнать обстановку; но когда он произносит в парламенте речь, в которой ратует за возвращение лорда Фишера, многочисленные критики получают лишь новое доказательство его неспособности правильно оценить обстановку. В мае 1916 года он окончательно возвращается в Англию и теперь связывает все свои надежды со старым боевым товарищем Дэвидом Ллойд Джорджем, который между тем стал во главе военного министерства. Однако сопротивление консерваторов все еще очень сильно; весь следующий год он находится вне службы, созерцая, как другие суетятся вокруг войны, которая вступила в четвертый, мучительный год и которую, по его убеждению, можно выиграть только действительно гениальным вдохновением. Поворот в пользу Черчилля обозначился лишь тогда, когда в декабре 1916 года Ллойд Джордж заменяет Асквита на посту премьера и решительно начинает интенсификацию военных усилий Британии во всех областях. Но и он, который в прошлом многим обязан Черчиллю, должен был все же еще считаться с отрицательной позицией консерваторов. В начале 1917 года он постепенно готовит реабилитацию своему подопечному, в связи с чем дает указание обнародовать служебный доклад комиссии по Дарданеллам. В нем лежащая лишь на Черчилле вина распределяется на многих. Вскоре после этого бывшего морского министра с его обзором военного положения в парламенте слушает внимательная и неравнодушная публика. 16 июля 1917 года события развиваются дальше: Ллойд Джордж назначает своего бывшего оруженосца министром вооружения, хотя — с оглядкой на консерваторов — без места и голоса в военном кабинете. На своем новом посту Черчилль, как обычно, разворачивается в полную силу: он предпринимает организационные мероприятия, которые должны послужить идее собранности и скоординированное министерского управленческого аппарата. И все же его собственная сила состоит не в организации, а в личном участии, принятии решений и энергичном ведении дела. Когда в июле 1918 года начались волнения среди рабочих военных заводов, он проявляет твердость и грозит в Ковентри призывом и отправкой на фронт. Кризис был быстро преодолен, так как одновременно с провалом большого весеннего наступления немцев военное счастье, наконец, обернулось к Англии лицом. В немалой степени такому развитию способствовало массовое применение танков, производство которых Черчилль взял под свой особый контроль. Открытый всему новому и рискованному, он наблюдал за развитием бронированных боевых машин с большим интересом еще в свою бытность морским министром. Теперь ему пришлись кстати практические наблюдения, которые он сделал во Фландрии и которые постоянно освежал во время своих посещений фронта в качестве министра вооружения. Вступление в войну Соединенных Штатов обусловило тесное сотрудничество с американскими военными; одной из причин было то, что значительная часть отсылавшихся в Европу войск США должна была снабжаться британским министерством вооружения. Используя эту возможность, Черчилль установил тесные личные отношения со своим американским “визави”, советником президента и специалистом по вооружению Бернардом Барухом. Для Черчилля эта веревочка в США уже никогда больше не обрывалась, оба они в двадцатых и тридцатых годах постоянно обменивались мнениями и двадцать лет спустя — теперь, правда, уже в другой роли — опять возобновили прежнее партнерство. Мощное военное вмешательство Соединенных Штатов с ошеломляющей быстротой заканчивает четырехлетнюю схватку.

4,3. Провал с интервенцией в России

В 11 часов утра 11 ноября 1918 г. первая мировая война закончилась поражением Германии. Англия и ее союзники торжествовали победу. Вечером того же дня Черчилль обедал с Ллойд Джорджем в официальной резиденции премьер-министра на Даунинг-стрит, 10. Лондонцы ликовали по поводу окончания войны. “С улицы, — вспоминает о том вечере Черчилль, — к нам доносились песни и радостные крики толпы”. Однако Черчилль и его собеседник были настроены мрачно. “Не было ощущения, что дело сделано, — замечает он. — Напротив того, Ллойд Джордж ясно представлял, что ему предстоят новые и, может быть, еще большие усилия. Мое собственное настроение было двойственным: с одной стороны, я боялся за будущее, с другой — хотел помочь разбитому врагу”. Несмотря на то что враги Англии были повержены, Черчилль считал, что “поставленная цель еще не достигнута, еще остались иные враги; у победителей оспаривают власть новые силы, препятствующие справедливому решению мировых проблем”. Под новыми силами, которые препятствовали Англии решать мировые проблемы по ее усмотрению, Черчилль подразумевал Великую Октябрьскую социалистическую революцию в России и революционное движение, охватившее ряд стран Европы. Черчилль, равно как и его собеседник Ллойд Джордж, считал, что революцию нужно “усмирить войной”. Подавление революции силой было делом весьма сложным и трудным. Английский народ был сыт войной по горло, и Черчилль понимал, что вряд ли английские солдаты захотят быть усмирителями революций. Следовало найти где-то в другом месте ту военную силу, которую можно было бросить против революции. В день, когда Англия закончила первую мировую войну, все помыслы Черчилля были уже обращены к новой войне — войне против Советской России. С необычайной легкостью он шел на союз с только что разбитым смертельным врагом Англии — Германией, чтобы вместе с ней вести войну против революционной России. Подобные резкие повороты вообще характерны для английской политики, а для Черчилля в особенности. Поворот, который организовывал Черчилль в 1918—1919гг., он вновь постарается осуществить через четверть века, в конце второй мировой войны и после нее. Английские империалисты были напуганы и озлоблены происшедшей в России революцией. Но было бы неправильно полагать, что, не будь Октябрьской революции, английские правящие круги после первой мировой войны относились бы к России дружественно и сочувственно, как надлежит относиться к союзнику, внесшему огромный вклад в дело борьбы против общего врага. Ничего подобного ожидать было нельзя. Между империалистической Англией и империалистической Россией существовали глубокие противоречия. Именно этими империалистическими противоречиями объясняется то, что в Лондоне задолго до революции разрабатывались планы ослабления России и отстранения ее от участия в решении европейских дел после окончания войны. По окончании войны с Германией английское правительство приняло ряд решений, направленных на дальнейшее развертывание начатой ранее интервенции в России. 13 ноября 1918г. оно подтвердило подписанное с французами 23 декабря 1917 г. соглашение о разделе Южной России на сферы действия. На следующий день было принято решение помогать белогвардейскому генералу Деникину оружием и военным снаряжением, отправить в Сибирь дополнительные кадры офицеров и дополнительное военное оборудование и признать омское правительство адмирала Колчака де-факто. Одновременно принимались энергичные меры по развертыванию и укреплению армии Колчака в Сибири и сил интервентов на севере России — в Мурманске и Архангельске. 30 ноября 1918 г. английское правительство сообщило своим представителям в Архангельске и Владивостоке, что оно намерено проводить в отношении России следующую политику: “Продолжать занимать Мурманск и Архангельск, продолжать сибирскую экспедицию, попытаться убедить чехов остаться в Западной Сибири, занять (с помощью пяти британских бригад) железнодорожную линию Батум — Баку, оказать генералу Деникину в Новороссийске всякую возможную помощь в смысле снабжения всякими военными материалами, снабдить прибалтийские государства военным снаряжением. Это была грандиозная программа английской интервенции в России. Но и здесь проявился недостаточный глазомер Черчилля в оценке противника и в оценке сил, необходимых для действия. Точно так же, как и при Дарданелльской операции, проваленной Черчиллем в начале Первой Мировой, не хватало решительной поддержки со стороны союзников. Ллойд Джордж был приверженцем принципа невмешательства, кабинет поддерживал Черчилля очень нерешительно и, несмотря на общую усталость от войны, принимал во внимание в основном финансовые соображения; британское рабочее движение, профсоюзы и часть либералов боролись под лозунгом “Руки прочь от России!” и против Черчилля, как вдохновителя интервенции; их воинственность вынуждала консерваторов держаться замкнуто. В конечном результате стало ясно, что британская поддержка ограничивалась в основном денежными пособиями и материальными поставками и что вместо регулярных соединений в Россию отсылались добровольцы, численность которых была значительно ниже той, которую ожидал Черчилль. В ноябре 1919 года, несмотря на протест Черчилля, кабинет принял постановление об отводе британских соединений и приостановке какой-либо поддержки белым, оставленным на милость военного счастья. Никакая помощь не оказывалась даже тем, кто спасался бегством от Красной Армии. Британский государственный разум требовал нового отношения к победоносной Советской власти, и в то время как Черчилль еще и в 1920 году старался обеспечить хотя бы польскую армию оружием и боеприпасами для наступления на Украине, Ллойд Джордж одновременно вел переговоры с Советами о заключении первого торгового соглашения. Эта полностью неудавшаяся интервенционистская авантюра Черчилля стала для него новым ударом, имевшим самые разные последствия. В то время, как отношения с Ллойд Джорджем стали заметно прохладнее и им не было суждено обрести прежнюю доверительность, обнаружился его разрыв с либералами, носивший резко выраженный антибольшевистский характер, и сближение с консерваторами. Еще более негативными были перспективы на будущее: Черчилль вступил в обостренное противостояние с британским рабочим движением и левой интеллигенцией, которые усмотрели в “былом радикале” ведущую фигуру всех реакционных и антисоциалистических сил. Образовавшееся таким образом противостояние и посеянное недоверие привели к весьма значительным последствиям. Для настроенной просоветски (но одновременно антикоммунистически) лейбористской партии Черчилль был в двадцатых годах “самым опасным противником”, и если он публично обвинял партию в том, что она неспособна к правящей деятельности, иначе говоря, является инородным телом в политической жизни страны, то партия не прощала Черчиллю высказанную им в 1919 году готовность направить в случае необходимости против непокоренных рабочих британскую Рейнскую армию.